— Ешь! Ты такая худая. Если бы моя nonna увидела тебя, то всплеснула бы руками и привязала тебя к стулу, а потом начала кормить с ложечки, как маленькую. Маленький кусочек, оставшийся на тарелке, она воспринимает как личное оскорбление. У тебя не найдется еще немного хлеба? А-а, ты печешь его на решетке? Это почти как готовить на костре в походе, верно? До того, как отправится в эту поездку, я не сталкивался ни с чем подобным, но теперь меня уже можно смело назвать опытным кашеваром. Можно, я попробую приготовить что-нибудь? А ты сиди и ешь. Давай я устрою тебе пир. У тебя есть грибы? Нет? А яйца?

Маргерита вдруг обнаружила, что сидит на табурете и с удовольствием поглощает столько пищи, сколько не ела еще ни разу в жизни, со смехом наблюдая за его неуклюжими попытками испечь хлеб. В конце концов она не выдержала, спрыгнула со стула, усадила его на свое место и испекла хлеб сама. Пока она готовила, он забрасывал ее вопросами, и она отвечала на них, как могла, не в силах устоять перед его очарованием и любопытством.

По мере того как она, медленно подбирая слова и то и дело умолкая, рассказала ему свою историю, веселость Лучо угасла, и лицо его стало строгим и мрачным.

— Мы должны вытащить тебя отсюда, — решительно заявил он и вскочил на ноги, словно собираясь перебросить ее через плечо и унести с собой прямо сейчас.

— Но как? — с внезапной решимостью Маргерита ухватилась за его предложение. — Быть может, ты принесешь мне моток шелка, чтобы я сплела себе лестницу? Спуститься отсюда можно только по моим косам, а они, к несчастью, прикреплены к моей голове.

Он поднял кинжал.

— Это легко исправить.

Маргерита испуганно отпрянула, схватившись обеими руками за голову, словно желая прикрыть ее.

— Ты никогда не пробовал завязать волосы узлом?

— В общем, нет, — признался он. — Но ведь наверняка это можно сделать.

— Я уже пыталась. — Она обреченно опустилась на стул. — Как бы сильно я его не затягивала, он все равно развязывается. Ты готов рискнуть и доверить свою жизнь пряди волос, не зная, надежно ли она привязана?

Он покачал головой, хотя в глазах у него вновь вспыхнуло веселое изумление.

— Ты никогда не слышала о такой штуке, как веревка?

— Разумеется, слышала. Я же не идиотка. Но ты, случайно, не обратил внимания на то, сколько отсюда до земли?

— Не забывай, я поднялся сюда, — с усмешкой ответил он. — И лететь отсюда вниз далеко и долго.

— И где же мы возьмем такую длинную веревку? — Уже сами слова «мы» и «веревка» вселили в нее такую поистине детскую радость и восторг, что Маргерита нахмурилась и отвернулась, не желая, чтобы он заметил, как ей хочется, чтобы эти планы осуществились, а не остались мечтами или сном.

— Мы приплыли на озеро Гарда на лодке. На ней столько веревок, сколько ты не видела никогда в жизни. Я вернусь на лодку, возьму подходящую веревку, снова приду сюда и заберу тебя. Все просто!

Но восторг Маргериты быстро остыл.

— Она привязала меня здесь. Магией, я имею в виду. Даже если у тебя будет такая длинная веревка, что по ней можно залезть на луну, ты не сможешь забрать меня отсюда, пока не разрушишь заклинание.

Он беспомощно уставился на ее.

— И как это можно сделать?

— Понятия не имею, — ответила она.

Пир на весь мир

Скала Манерба, озеро Гарда, Италия — июнь 1599 года

Комнатка в башне казалась такой маленькой, пока здесь был Лучо. После его ухода она вдруг опустела.

И некое подобие мира и покоя в душе Маргериты оказалось разрушено напрочь. Она не могла заставить себя ни читать, ни шить, ни даже играть на лютне. Девушка безрадостно прибралась в комнате, уничтожая следы оставленного им беспорядка и испытывая неподдельный ужас при взгляде на опустевшую кладовую.

— Чем ты занимаешься целыми днями? — спрашивал у нее Лучо. — Неужели тебе не бывает скучно? Меня уже заела тоска, хотя я провел тут всего полчаса!

Это замечание больно задело ее, хотя она и не понимала почему. Маргерита отвернулась, чтобы он не увидел ее лица, но юноша почувствовал ее настроение и схватил девушку за руки.

— Прости меня, я вовсе не хотел сказать, что мне скучно с тобой! Я просто имел в виду, что не могу сидеть взаперти. На твоем месте, зная, что никуда не могу пойти или что-нибудь сделать, я бы точно спятил!

— Разумеется, мне тяжело, но другого выбора у меня нет.

Он побыл с нею еще немного, что было очень мило с его стороны — уж это-то она понимала. Но, по мере того как небо за окном потемнело и первые облака потеплели от света заходящего солнца, он становился все более и более рассеянным. В конце концов он сказал:

— Прости меня, но мне надо идти. Мои люди уже наверняка тревожатся обо мне. Но я вернусь, обещаю.

Но ведь La Strega учила ее, что обещаниям мужчин верить нельзя.

В ту ночь Маргерита спала плохо. Она лежала с открытыми глазами, перебирая в памяти каждое мгновение визита Лучо. То, как волосы падали ему на лоб. Его сильные руки. Его веселый смех. Решимость, с которой он заявил:

— Мы должны вытащить тебя отсюда!

Ей очень понравилось то, что он сказал «мы». До сих пор в ее жизни были только «я» и «меня». Она несколько раз повторила про себя:

— Мы должны вытащить тебя отсюда!

«Пожалуйста, пусть это случится на самом деле. Пусть сбудется моя мечта, — думала она, но уже в следующую минуту говорила себе: — Не будь дурочкой. Он ушел и больше никогда не вернется. Кому охота связываться с ведьмой?»

Наконец она заснула вся в слезах. Но утром ее разбудил звонкий голос, весело долетавший снизу:

— Маргерита, Маргерита, опусти мне свои косы, чтобы я мог подняться по этой великолепной лестнице!

Она едва не свалилась с кровати на пол. Протирая заспанные глаза, она неуверенной походкой подошла к окну. Снаружи уже занялся яркий солнечный день. У подножия башни она увидела Лучо, рядом с которым стоял нагруженный мешками мул. Через плечо у юноши был переброшен моток веревки, а в руке он держал корзинку. Он помахал ей рукой.

— Доброе утро, mia bella e blanca, — прокричал он. — Подними меня! Я привез с собой еду!

Маргерита опустила вниз свои косы, чувствуя, как радостно затрепетало в груди ее сердечко. Лучо привязал к косе веревку, чтобы она втянула ее наверх и закрепила на крюке. Затем она принялась поднимать наверх мешок за мешком с припасами до тех пор, пока у нее не заныли руки, а щеки не заболели от постоянной широкой улыбки. Закончив, она поняла, что не может сделать и шагу из-за мешков с провизией, которые заняли всю комнату. Тогда Лучо стреножил мула и оставил его щипать траву и листья на кустах, растущих в расщелинах скал, а сам поднялся к ней в башню по веревке. К тому времени, как он спрыгнул с подоконника, она успела умыться, причесала растрепанные после сна волосы, надела свое лучшее платье и даже пощипала себя за щеки, чтобы они заалели.

— Вернувшись в гостиницу, я сообразил, что уничтожил почти все твои припасы. Моя nonna всегда говорит, что своим аппетитом я пущу ее по миру, — сообщил ей Лучо. — Еда, кстати, была не очень. Неудивительно, что ты такая худенькая. Я не мог допустить, чтобы ты страдала от голода из-за меня, поэтому встал с утра пораньше и отправился на рынок. Я привез тебе те продукты, которые у тебя были, плюс еще кое-что вкусненькое. Свежие фрукты и овощи, рис, целую курицу — ты сможешь ее ощипать? Должен признаться, что сам я не представляю, как это делается.

Маргерита кивнула, плача и улыбаясь сквозь слезы.

— И куда я все это спрячу? Как только… как только она вернется, то сразу же поймет, что здесь кто-то был.

— Не бойся, мы вытащим тебя отсюда еще до того, как ведьма вернется, — уверенно заявил Лучо. — Ты сама говорила, что она приходит только в полнолуние, верно? Значит, у нас есть почти целый месяц.

Маргерита опустилась на постель и закрыла лицо руками.