— Право, что за вздор ты несешь, — запротестовала королева Анна, но как-то неискренне. — Умоляю вас, Луи, не обращайте внимания на Филиппа.

— Я никогда не обращаю на него внимания. — Король вперил свой мрачный пронизывающий взгляд в мою мать, которая сидела, словно аршин проглотив, и судорожно сжимала кулаки. — Вы отвергаете Писание, мадам? Но разве там не сказано, что женщина должна хранить молчание и не пытаться обрести власть над мужчиной?

— Разумеется, я не отвергаю Писания, Ваше Величество.

— Вы ведь одна из этих реформаторов, не так ли?

Мать прямо встретила взгляд короля.

— Да, Ваше Величество. Но мы не отвергаем Писания. Мы верим, что в нем содержится все необходимое для служения Господу и нашего спасения.

Он нахмурился.

— Но вы выступаете против единой истинной Церкви, разве нет?

Мать ответила, осторожно подбирая слова.

— Единую истинную Церковь составляют те истинно верующие, кто согласен следовать слову Божию.

Король выпятил нижнюю губу и нахмурился еще сильнее, став похожим на обиженного ребенка, который колеблется, стоит или нет закатывать истерику.

— А что вы думаете о заступничестве всех святых? — пожелал узнать кардинал Мазарини. — И об исповеди, и о жертвенной мессе?

— Я думаю, что это слишком серьезные вопросы, чтобы говорить о них за обедом в честь посещения нашего дома Его Величеством, — ответила мать с улыбкой, которая выглядела несколько натянутой. — И уж, конечно, они не принадлежат к числу тех, которые я, простая женщина, осмелюсь обсуждать с миропомазанниками государства и церкви. — Отвесив легкий поклон королю и кардиналу, она, улыбаясь уже более естественно, добавила: — Скажу лишь, что если бы кто-либо дерзнул собрать все частицы Честного и Животворящего Креста Господня, то у нас хватило бы дерева построить целый корабль.

За столом раздался дружный смех, но кардинал выглядел уязвленным, да и на лице короля застыло недовольство.

— Умоляю простить меня, Ваше Величество, — сказала мать. — Я ничуть не хотела показаться вам неучтивой. Но разве не свободны мы все в выборе веры в соответствии со своей совестью, как то следует из мудрого рескрипта вашего деда? Но прошу вас, давайте лучше поговорим о том, что мы можем сделать, дабы развлечь вас во время пребывания у нас. Желает ли Ваше Величество поохотиться?

Взгляд короля просветлел.

— И в самом деле, желаю. Ваши леса выглядят густыми и богатыми. Какая дичь в них водится?

— Леса Казенев славятся оленями, медведями, дикими кабанами и волками, если вы предпочитаете грубые развлечения.

— Чем грубее, тем лучше, — вкрадчиво пробормотал герцог Орлеанский, и его мать вновь покраснела, а король даже легонько шлепнул его перчатками по руке.

Охота

Замок Шато де Казенев, Гасконь, Франция — май 1660 года

Охотники собрались во дворе замка на рассвете, когда над землей еще висела легкая туманная дымка. Лошади ржали и нетерпеливо переступали копытами по каменным плитам, а свора гончих рвалась с поводков.

Король уже вскочил на огромного гнедого жеребца, разодетый в бархат и кружева. Рядом в дамском седле красовалась его кузина, Анна-Мария-Луиза, свесив ноги на одну сторону и сжимая рукой в перчатке длинный хлыст. Она как и вчера надела большую шляпу под вуалью, закрывающую лицо от солнечных лучей. Ее Высочество оказалась одной из немногих женщин, поднявшихся в такую рань. А вот я была разочарована, потому что надеялась посмотреть, как тушу вдовствующей королевы будут общими усилиями водружать в седло. По моим расчетам, для этой цели потребовалось бы не меньше десяти человек и очень выносливая лошадь.

Охотники уже сидели в седлах, держа в руках огромные рога. Многие подкреплялись глотком арманьяка из серебряных фляжек, чтобы согреться.

В конюшне нас с сестрой тоже подсадили на пони. Виктуар уже оседлал старую кобылку с провисшей спиной. Рядом со мной, как обычно, сидел Цезарь, пятнистой головой доставая мне до стремени.

— Не спускай с девочек глаз, Виктуар, — с усталой улыбкой обратилась к нему мать. Она выглядела так, словно провела бессонную ночь.

— Разумеется, мадам, — ответил тот, приподнимая шляпу.

Я ерзала в седле от нетерпения.

— Если только он сможет угнаться за нами на своей старой кляче. У него такой вид, словно он оседлал кресло!

— Прости меня, Виктуар, — сказала мать. — В свите короля оказалось слишком много господ, которые не взяли с собой гунтеров. [94]

— Я понимаю, мадам. Ничего, мы с моей Тучкой понимаем друг друга.

— Девочки, я надеюсь, что вы будете вести себя как полагается, — обратилась к нам мать. — Не заставляйте старого бедного Виктуара гоняться за вами.

— Жаль, что ты не едешь с нами, maman, — сказала Мари.

Мать улыбнулась ей.

— Мне тоже. Но здесь у меня слишком много дел. Ничего, мы отдохнем, когда король уедет.

Тут заревели рога, и собаки залаяли в нервном возбуждении. По телу у меня прокатилась знакомая дрожь восторга. Я любила охоту. Опьянение погони, ощущение свободы, состязание в уме и хитрости с благородным противником — все это делало chasse a courre [95] моей любимой забавой. Мне не нравилось смотреть на то, как убивают животных, зато я обожала есть жареное мясо после долгого дня, проведенного в седле. Старший егерь говорил, что я должна видеть это. «Лучше, чтобы вы знали, как это делается, — говорил он. — Олень умирает, чтобы мы могли жить дальше».

Весело переговариваясь, мы с Мари выехали во двор. Maman вела моего пони под уздцы.

— Разве вы не едете с нами, мадам? — окликнул ее король.

— Нет, Ваше Величество, но я с нетерпением буду ждать возможности отведать нынче вечером жареной оленины, — ответила она.

Завидев меня, король насмешливо улыбнулся.

— Кого мы видим! Младшая дочь едет на охоту. Она еще слишком юна, чтобы принимать участие во взрослой забаве.

— Шарлотта-Роза очень хорошо ездит верхом, Ваше Величество. Мои девочки привычны в лесной охоте.

— Я покажу вам дорогу, Ваше Величество, — вскричала я, и толпа придворных расхохоталась.

Мать дернула меня за юбку, заставляя наклониться к ней.

— Молчи и веди себя уважительно, Бон-Бон. Боюсь, Его Величество обидчив и злопамятен.

Я с вызовом вздернула подбородок. Кровь закипела у меня в жилах. Я покажу королю, что умею ездить верхом.

— Бон-Бон, — строго сказала мать.

— Хорошо, maman, — смирившись, пожала я плечами.

Она отпустила мои юбки.

В следующий миг мы сорвались с места. Лошади пошли галопом, растянувшись длинной кавалькадой по парковому лесу, и яркие наряды вельмож весело контрастировали с невзрачным, туманным небом. Возглавляли процессию собаки; сейчас они бежали молча, вынюхивая след. Мы промчались по самому краю долины, пересекли реку по узенькому мосту и углубились в темный лес, стеной стоявший на другом берегу. С веток деревьев здесь свисала паутина мха, и наше продвижение сразу же замедлилось. Лошади осторожно ставили ноги, пробираясь сквозь густой подлесок, и всадники растянулись цепочкой по одному, когда тропа сузилась. В кронах весело щебетали птицы, и я заметила лису, поспешно убравшуюся с дороги. С каштанов свисали зеленые сережки, и нам то и дело попадались дикие сливы, окутанные белой кипенью цветов и резко выделявшиеся на фоне еще голых дубов и берез. Воздух благоухал чистотой и свежестью, к которой примешивались ароматы молодой листвы, воды, мха и цветов.

Старший егерь спешился, высматривая следы «бархата» [96] на стволах деревьев. Собаки рыли землю носами вокруг его ног, вынюхивая запах.

Цезарь задрал морду к небу и испустил долгий громкий вой, а потом побежал вперед, не отрывая нос от следа. Остальные собаки с радостным лаем устремились за ним. Старший егерь взлетел в седло, и все перешли на легкий галоп. Мы мчались напрямик по лесной чаще, огибая встающие на пути исполины и перепрыгивая через попадающиеся на пути упавшие стволы. Гарнет была хотя и низкорослой лошадкой, но очень быстрой, и скоро я оказалась в голове колонны. Впереди я увидела оленя, он бежал, подняв рога. Я заулюлюкала и дала шенкелей своей лошадке, заставляя ее ускорить бег.