Когда мы с Нанеттой вернулись в гостиницу, мои атласные туфельки и подол платья оказались заляпаны грязью, а сами мы проголодались, промерзли до костей и валились с ног от усталости. Утром в обеденном зале гостиницы не было никого, кроме дремлющего кота. Сейчас здесь было полно посетителей, которые обернулись и с любопытством уставились на меня.
— Новости разносятся быстро, — вполголоса обратилась я к Нанетте, пересекая зал с высоко поднятой головой.
— В деревне так бывает всегда, — отозвалась она.
— Мне нужна отдельная комната, — со всем высокомерием, на какое была способна, заявила я хозяину гостиницы. Заприметив двух его дочерей, выглядывающих из-за двери, я добавила. — И горничная. Tout de suite!
Благодарение Богу, старшая дочь хозяина, пухлая девица с лицом, похожим на сдобную булочку, усеянным черными родинками, быстро сняла чехлы с мебели в передней гостиной и разожгла огонь в камине. Собственно, она походила на придворную даму, не знающую, куда прилепить мушку, если не считать того, что на ней было грубое коричневое платье с длинным передником, из-под которого выглядывали неуклюжие деревянные сабо. Голову она повязала льняным платком, предприняв довольно-таки жалкую попытку сделать узел спереди похожим на fontanges.
— Благодарю, — сказала я, когда она присела на корточки, отряхивая сажу и пепел с ладоней. — Как тебя зовут?
— Полетт, мадемуазель, — застенчиво ответила девица.
— Полетт, я — Шарлота-Роза де Комон де ля Форс. Не сомневаюсь, ты слыхала о моем дедушке, герцоге де ля Форс, который был маршалом Франции. Мне нужна твоя помощь.
— Моя помощь? — Полетт уставилась на меня округлившимися от удивления глазами, приоткрыв рот. — Вам требуется моя помощь?
— Да, твоя. Видишь ли, жестокий барон разлучил меня с моим возлюбленным, заточив его в замке. И я должна помочь ему бежать!
— Ой, мадемуазель, ваш рассказ так похож на рыцарский роман! — вскричала Полетт, восторженно всплеснув красными обветренными ладонями. — Я сделаю все, что смогу!
Но, увы, несмотря на весь пыл Полетт, сделать она могла немногое.
Подкупать слуг барона не имело смысла. У меня просто не было денег и, кроме того, по словам Полетт, все они слишком боялись барона, чтобы рискнуть навлечь на себя его гнев.
— Он — настоящий варвар и дикарь, — сообщила девушка.
Шантаж тоже оказался бесполезен. Полетт рассказала мне, что слуги из замка не наведывались в деревню и уж точно никогда не соблазняли молочниц, не жульничали в карты и не воровали куриц — словом, не делали ничего такого, что стоило бы сохранить в тайне от своего строгого и вспыльчивого господина.
Не стоило и пытаться проникнуть в замок, переодевшись прачкой. Служанки в замке стирали все сами и работали в крепости чуть ли не со времен Потопа. Так что на любого незнакомца косились бы с подозрением, а незнакомцы в Сюрвилье встречались так же часто, как и двухголовые телята.
Бессмысленно было переодеваться и гримироваться под странствующего торговца. Полетт заявила, что слуги барона попросту спустят на меня собак, и все.
Перелезть через стену, совершить подкоп под массивное основание или пробраться незамеченной через боковую калитку тоже не представлялось возможным. Замок Шато де Сюрвилье выдержал многочисленные штурмы под предводительством генералов, намного более сведущих в военном деле, нежели я, заявила мне Полетт.
— С чего бы это они вдруг оставили боковую калитку незапертой? Да барон с них шкуру спустит!
— Ну, а потайного хода здесь не имеется? — осведомилась я.
Полетт выглядела озадаченной.
— Потайного хода? Нет. По крайней мере, мне о нем ничего не известно.
— Но он должен быть обязательно! Что бы в таком замке да не было потайного хода!
— Он давно перестал бы быть таковым, если бы о нем знала дочь хозяина гостиницы, — кисло заметила Нанетта, сидевшая с вязанием у огня.
— Но должен же быть какой-то способ попасть внутрь!
Но его не было.
Военная хитрость
Париж, Франция — февраль 1687 года
— Ну, может, теперь мы вернемся в Версаль? — осведомилась вконец измученная Нанетта три дня спустя, когда я в конце концов признала свое поражение и приказала закладывать карету.
— Нет! Я этого не вынесу. Злорадные сплетни, перешептывания у меня за спиной, эти отвратительные святоши с возведенными горе очами и молитвенно сложенными руками. Тьфу! Мы едем в Париж.
— Париж в феврале, — простонала Нанетта. — Спаси и помилуй!
— Вряд ли он будет хуже Сюрвилье в феврале. По крайней мере, там подают кофе, который можно пить.
— И где же вы намерены остановиться? — полюбопытствовала Нанетта, словно на полном серьезе ожидая от меня, что я вернусь в Бастилию и стану умолять выделить мне камеру.
Я прикусила губу. В Лувр я вернуться не могла — своей комнаты там я лишилась давно, когда потеряла место фрейлины королевы. Не могла я показаться и в Пале-Рояль, поскольку так и не простила Лизелотте того, что она распускала сплетни о моей скандальной помолвке с маркизом де Неслем. Пожалуй, я могла бы остановиться у мадам де Скюдери, вот только дом ее наверняка уже переполнен нищими поэтами и амбициозными молодыми драматургами. Кроме того, Мадлен де Скюдери в своих романах слишком уж увлекалась отражением реальных жизненных ситуаций, а я отнюдь не горела желанием раздувать угли давно угасшего скандала. Я хотела лишь одного — оставить свое порочное прошлое позади и обвенчаться с мужчиной, которого любила.
— Мы поедем к Генриетте-Жюли, — провозгласила я.
Нанетта закрыла глаза, откинула голову на спинку кресла и тихонько застонала.
— В самом деле, отличная идея, — заявила я, немного приободрившись. — Генриетта-Жюли непременно что-нибудь придумает.
Генриетта-Жюли была дочерью кузена моей матери, барона де Кастельно, но выросла в Бретани, поэтому в детстве мы никогда не встречались. Как и меня, ее отправили ко двору в возрасте шестнадцати лет в надежде, что она составит удачную партию. В отличие от меня, она преуспела в этом и годом позже вышла замуж за графа де Мюра. Именно после ее замужества я и познакомилась с нею, и мы обнаружили много общего, в частности, любовь к книгам и театру. Хотя ей исполнилось всего семнадцать, Генриетта-Жюли уже успела произвести фурор при дворе, впервые появившись там в традиционном костюме крестьянки своей родины, недвусмысленно уязвив самого короля, который полагал, что вся остальная страна, за исключением Версаля, существует лишь для того, чтобы платить ему налоги. Судя по всему, ее пожилой супруг числился импотентом, и она обзавелась несколькими любовниками, но это могло быть обыкновенным злословием, которое, как я хорошо усвоила, может возникнуть и на ровном месте.
— Выходит, вы отказались от безумной идеи спасти месье де Бриу? — спросила Нанетта.
— Разумеется, нет! Но мне нужен план.
Но что я могла сделать?
Мне был нужен отвлекающий маневр и маскировка. Другая личина.
Другая настолько, чтобы никто, сколь бы подозрительным он ни оказался, не разглядел бы под нею меня, Шарлотту-Розу де Комон де ля Форс.
Отвлекающий маневр и маскировка, которые дадут мне возможность подобраться к Шарлю.
Отвлекающий маневр и маскировка, которые позволят мне умыкнуть Шарля из крепости.
Всю дорогу до Парижа я ломала над этим голову, пока у меня не закипели мозги. Меня посетили сотни всевозможных идей; но все они после первого же пристального рассмотрения оказались порочными.
В Париже шел дождь со снегом. Над городом нависало небо покойницкого цвета, а снег на улицах превратился в грязную кашу. Экипаж немилосердно трясло и подбрасывало на неровных булыжниках мостовой, а вонь, проникавшая в окна, была столь сильна, что мы с Нанеттой поднесли к носу надушенные платочки.
Мужчина в длинном кашне жарил каштаны на открытом огне и продавал их в бумажных кулечках. От сладкого дыма и запаха у меня потекли слюнки, и я крикнула кучеру, чтобы он купил мне два кулечка. Он передал их в окно, и мы с Нанеттой принялись жадно поедать сладкие белые ядрышки, а горячая скорлупа в треугольных фунтиках согревала наша озябшие руки.